Мы находимся на одной из самых театральных площадей Рима, если не сказать мира. Ее овальная форма – воспоминание о стадионе для ристалищ, построенном здесь при императоре Домициане в I веке нашей эры, где когда-то находился «спортивно-развлекательный» район Рима Марсово поле. При императоре Диоклетиане в III в. здесь были учреждены специальные Капитолийские состязания, от которых и пошло название Навона. Остатки античного стадиона до сих пор видны в крипте церкви Сант-Аньезе и с тыльной стороны дома в северном углу площади, где теперь находится банк. Всяческие увеселения продолжали устраиваться здесь и после того, как пала Империя, а стадион превратился в руины. Здесь происходили карнавальные гуляния и гонки колесниц. А каждую субботу августа ведущие на площадь улицы перекрывались, стоки фонтанов закупоривались, и бывший стадион превращался в искусственный водоем, по которому благородная публика разъезжала в лодках, любуясь пейзажем, особенно впечатлявшем вечером при свете факелов. Иногда разыгрывались даже водные баталии. Таких грандиозных мероприятий сейчас здесь не происходит: разве что организуют какой-нибудь концерт на открытом воздухе, да детский праздник Бефаны, во время которого дети кидаются серпантином и в небе летает чучело доброй ведьмы Бефаны. Современная площадь Навона не может обойтись без уличных артистов, художников и музыкантов, так что всегда есть на что посмотреть, сидя на лавочке у фонтана или в одном из многочисленных кафе на открытом воздухе. Столики в таких кафе заняты круглый год, с раннего утра до позднего вечера. Летом над ними устанавливаются зонтики от солнца, а зимой-переносные фонароподобные обогреватели.
Целую часть площади занимает палаццо Памфили. Этот огромный дворец с геральдическими голубками на оконных наличниках папа Иннокентий X построил для жены своего брата, донны Олимпии, чьи интриги, собственно, и доставили ему тиару. Сейчас здесь находится Бразильское посольство.
В дворец встроена церковь Сант-Аньезе-ин-Агоне - фактически дворцовая капелла грандиозных размеров, очередной плод изощренной фантазии Борромини.
Святая Агнесса, которой посвящена церковь, жила при императоре Максенции в IV в. н.э. Она отказала во взаимности сыну проконсула, поскольку решила стать Христовой невестой, и отчаявшийся претендент повелел бросить ее нагой на арену – на потеху гладиаторам - в тщетной надежде, что упрямица устыдится и откажется от своей веры. Не тут то было: у Агнессы чудесным образом выросли волосы до пят, закрывшие ее с ног до головы. В конце концов после нескольких тщетных попыток лишить мученицу девственности, императорским слугам ничего больше не оставалось, кроме как заколоть ее кинжалом. Голова святой хранится в изящном реликварии в крипте церкви. Там же похоронен и Иннокентий X, заказавший дворец с церковью. Все тот же Иннокентий X позаботился о благоустройстве площади, на которую выходили окна его дворца. В самом центре он водрузил очередной древнеегипетский обелиск, найденный на Аппиевой дороге. Хитроумный Бернини укрепил обелиск так, что кажется, будто он опирается на пустоту, нарушая все законы статики. На самом деле вес распределен исключительно грамотно - по диагоналям. А вокруг устроен фонтан Четырех рек: четыре аллегорические фигуры, изображают четыре самые крупные на тот момент реки каждого из континентов: Нил, Дунай, Ганг и Ла-Плату (Амазонку на тот момент европейцы еще не открыли). Согласно преданию Ла-Плата загораживается рукой, потому что боится, как бы церковь Сант-Аньезе, сооруженная извечным соперником Бернини, не рухнула ему на голову. А святая Агнесса прижимает руки к груди будто бы успокаивая паникера. Все той же враждой двух архитекторов по традиции объясняют и жест Нила, якобы покрывающего себе голову – лишь бы не видеть кошмарного сооружения напротив. Но на самом деле все это не более чем красивая легенда: Бернини закончил фонтан еще до того, как Борромини приступил к работе над церковью. Что же касается Нила, то покрывало призвано символизировать тайну истоков этой реки, еще не раскрытую к XVII веку. Тогда существовало даже устойчивое выражение: о выскочках и авантюристах говорили, что они скрывают свое происхождение, как Нил – свои Истоки.
По сторонам легендарного обелиска с аллегориями находятся еще два фонтана: Обнаженный Мавр и Нептун, сражающийся со Спрутом.
Если подойти к тому краю площади, где стоит Нептун, то там (немного в глубине) обнаружится резиденция древнейшей в Европе фамилии – палаццо Массимо-алле-Колонне. Князья Массимо ведут свой род от античных Фабиев – в частности, от известного по Пуническим войнам Квинта Фабия Максѝма, победителя Ганнибала. И на этом месте они тоже обитают с незапамятных времен – просто во время разграбления Рима войсками Карла V в 1527 году прежний дворец сгорел, а архитектор Бальтасаре Перуцци построил князьям новый, с выгнутым расписным фасадом, повторяющим форму античного Одеона. А рядом, соревнуясь с резиденцией Памфили, выдается углом на площадь палаццо Браски. Там обитал всемогущий и всеми ненавидимый племянник папы Пия VI, герцог Браски, которому доставались от святейшего дяди самые выгодные синекуры, т.е. поручения. Однажды народное возмущение дошло до того, что собравшаяся на площади разъяренная толпа решила брать дворец штурмом. Люди герцога в панике сбежали и тогда он сам вышел на балкон и начал швыряться золотыми монетами. Все тут же бросились их подбирать: гневные возгласы сменились радостными. И вот тут-то герцог Браски вытащил кнут и начал раздавать направо и налево удары по согнутым спинам ползавшей по земле и препирающейся из-за золота черни. Мятеж был подавлен единолично.
У цоколя на углу палаццо Браски стоит статуя с разбитым лицом – это не кто иной как Пасквино, от имени которого происходит слово «пасквиль». Этот фрагмент античной скульптуры нашли в 1501, когда копали фундамент для очередного дворца И, ввиду плачевного состояния, просто оставили стоять там, где нашли. Вскоре на шее статуи стали появляться листочки с язвительными комментарии и по поводу происходящих вокруг событий – от выборов пап до их кончины, от приезда иностранцев до местных обычаев. Пасквино продолжает с редкостным упорством высказываться вот уже пять веков кряду. Особенно от него досталось папам Льву X и Адриану IV. Последний даже собирался разнести ненавистный кусок мрамора на мелкие части и сбросить в Тибр, но Торквато Тассо переубедил его, причем с помощью очень поэтического аргумента: «Если Ваше святейшество сделает это, то из вод Тибра выйдут лягухи несметные и станут квакать его голосом и под его указку». Авторы пасквилей и по сей день остаются анонимными.